Предыдущая глава МЕДИЦИНСКИЙ КАСТЕТ ИЛИ ПОЖАЛЕЙТЕ РАЕВА            Следующая глава

Глава 8. Нокаут (часть 2)

Юридический аспект

Для более детального понимания юридического аспекта на редкость удачно подходит статья доктора исторических наук, профессора Н.Маслова под названием «Политические процессы 30-х годов: характер и особенности», напечатанная в «Аргументах и фактах» №№ 7(384) и 8 (385) за 1988 год. Из статьи прекрасно видно, что позиция психиатров лежит в одной плоскости с положениями Вышинского – апологета юриспруденции времён сталинского культа личности. В самом деле, зачем было авторам 185 приказа «изобретать велосипед», когда уже есть заготовка априори для суда! Далее по тексту мною всего лишь заменены термины юридические терминами медицинскими, применительно для психиатров:

Вышинский «обосновал» положение, что врачи вообще, принципиально не могут использовать практику как критерий истины (это применяется в случаях отсутствия соматических и физиологических отклонений от нормы): делинквентное поведение не воспроизведёшь. А раз так, то нет нужды в поиске истины, достаточно «максимальной вероятности» патологии пациента. Цель врачей не поиск истины, а установление «вероятности» ненормальности пациента, которая субъективно определяется командованием.

Вышинский утверждал, что объективные факты, их поиск и представление врачебной комиссии – дело излишнее. Человек может быть признан ненормальным на основе одной лишь вероятности фактов, подлежащих врачебной оценке. Отсюда вытекает безграничный произвол, ибо доказать «вероятность» факта с помощью казуистики и софистики можно всегда. И следовательно – «доказать» патологию здорового человека, подвергнуть его любому диагнозу вплоть до признания невменяемости.

Однако и это не было пределом «теоретических» новаций Вышинского. Вопреки общепринятым медицинской наукой постулатам он заявил, что объективные доказательства патологии или вины вообще не нужны, если пациент признался в инкриминируемых ему поступках (в делинквентном поведении или в наличии патологии). Поэтому задачей врачей становилась необходимость вынудить пациента признать свою вину или нездоровье.

Прежде всего, была изъята из обращения презумпция невиновности (психического здоровья) – юридическая формула, утверждающая, что лишь суд устанавливает виновность обвиняемого, который вплоть до приговора считается невиновным.

К сказанному необходимо добавить, что в Расписании болезней «Ведущим в оценке психического состояния освидетельствуемого является клинический метод исследования». Какое же это «право», согласно которому подозреваемые в психическом заболевании должны находиться в равном положении с находящимися на принудительном лечении алкоголиками и наркоманами, преступниками, проходящими психиатрическую экспертизу?

«Нельзя придерживаться обычных правил судопроизводства, потому что доказательства этого зла настолько неопределённы и трудны, что из миллиона ведьм ни одна не была бы обвинена и наказана, если бы соблюдался обычный юридический порядок».

Жан Боден XVI век

Вполне естественно возникает проблема, а как же констатировать факт заболевания, кто может быть экспертом? Данная проблема появилась в России ещё после судебной реформы 1864 года, когда в стране был утверждён суд присяжных и введено новое судопроизводство, психиатров стали привлекать к участию в судебно-психиатрической экспертизе. Они давали своё заключение о том, является ли лицо, совершившее преступление, по состоянию своего здоровья вменяемым и ответственным за свои действия, может ли оно отдавать отчёт о своих поступках. Вменяемостью называлось такое состояние, когда человек способен выбирать между совершением и несовершением действия, обозначенного в законе как преступление или проступок. Человек совершает наказуемое законом действие, которое должно быть вменено ему, то есть он признаётся виновным перед законом. В зависимости от заключения психиатрической экспертизы суд решал, какие меры надо принимать – применять ли статьи Уложения о наказаниях или направлять на лечение в психиатрическую больницу. Психиатрам приходилось чаще всего заниматься психопатиями, именно они вызывали необходимость судебно-медицинской экспертизы.

«Применение законов, определяющих ограничение гражданской правоспособности душевнобольных и определяющих их несоответственность, вызывает потребность в исследовании умственных способностей при помощи врача для судебных целей».

С.С.Корсаков Курс психиатрии т.I 1900 год

Практика судебного дела вела к теории психологии и теории психиатрии, требуя научного обоснования действий судебно-медицинской экспертизы. При этом приходилось решать вопрос сложного отношения психологического и психопатического:  противостоять попыткам психологического толкования психопатически обусловленного поведения человека и в то же время защищать психологический критерий в психологической экспертизе, искать причины психопатологического поведения в нарушении нормальной работы мозга и учитывать социально-психологические корни поведения. От судебно-медицинской экспертизы зависела дальнейшая судьба подсудимого: наказание или лечение, ограждение общества от социально опасного преступника тюремным заключением или лечение и призрение его.

В деятельность психиатров вошла судебно-психиатрическая экспертиза, а вместе с тем проблемы судебной психиатрии, сближение её с судебной психологией, начало которой было положено введением судебной реформы.

В 1883 году встал вопрос: нужно ли дополнять медицинский критерий – психиатрическую мотивировку невменяемости – его психологическим объяснением и аргументацией. На I-м съезде отечественных психиатров с большой речью, отстаивавшей психологический критерий, выступил В.Х.Кандинский. Он считал, что возможно только психологическое определение, позволяющее установить границу между здоровьем и психической болезнью. Надо определить состояние невменяемости, исходя из представления о том, что при этом исключается свободное волеопределение, которое предполагает, во-первых, понимание человеком значения и свойств своих деяний и существование возможности сделать выбор между мотивами удержаться от преступления или уступить соблазну.

Именно Кандинский настаивал на необходимости психологического критерия. По его мнению психиатры, занимающиеся судебно-психиатрической экспертизой, должны быть сведущими в социологических, социально-психологических, психологических и юридических вопросах. «Иначе, — писал Кандинский, — психиатры смогут быть на суде только свидетелями, а не экспертами». «Свидетель сообщает лишь факты, свидетель-врач, значит может (потому что и должен) ограничиться медицинскими фактами. Эксперт же – умозаключает и цель его умозаключений должна привести судью к правильному применению закона в данном случае».

Кандинский полагал, что психиатр-эксперт в своей деятельности отличается от психиатра-клинициста, поскольку, диагностируя душевное заболевание, он выносит суждение, определяющее социально-психологическую характеристику больного и в отношении его деяния, его ответственности за эти деяния перед обществом.

Другие психиатры находили, что уже сам факт признания душевного заболевания человека заставляет считать его невменяемым. Известный юрист А.Ф.Кони полагал достаточным признание психического заболевания как более широкого критерия для решения вопроса о невменяемости, чем психологический критерий, выражающийся в осознании поведения и способности управлять им.

Одним из аргументов в защиту психологического критерия было наличие «светлых промежутков» в течении душевной болезни и необходимость различать стадии болезни – её острые периоды полноценной глубокой ремиссии при периодическом течении. Одни психические заболевания протекают с психопатологическими проявлениями, а другие – в так называемых непсихотических формах. Психиатрия выявила психические нарушения, так называемые пограничные состояния, при которых границы между нормой и патологией настолько стёрты, что могут быть применимы только психологические критерии вменяемости.

Часть психиатров отказывалась считать психологический критерий столь же научным, как медицинский, полагая, что тем самым вводится метафизическое спорное понятие сознания. Они полагали достаточной естественнонаучную оценку проявления психической деятельности. Позицию Кандинского разделал С.С.Корсаков. Кандинский указывал, что не психологические теории умозрительны и метафизичны, существует и научная психология, которая даёт причинное объяснение действиям человека, в том числе и волевым действиям. «Одно дело, — заявлял Кандинский, — учение о свободе воли у спиритуалистов, и другое дело – учение об условной свободе воли у психологов. Спиритуалистическое понятие о воле исключает всеобщность действия закона причинности; у психологов же свободное действование есть не что иное, как частный случай этого закона». Представление Кандинского о детерминации распространяется и на социальную детерминацию.

В качестве аргумента против индетерминистической концепции свободы воли Кандинский приводил судебно-исправительную практику, основывающуюся на «принципе определяемости воли внешними факторами, на принципе детерминистическом, совершенно противоположном индетерминистическому учению спиритуалистов». «Тот, кто хочет путём наказания исправить злую волю, уже этим самым отрицает абсолютную свободу воли и напротив утверждает, что внешние факторы (как, например, наказание) могут отражаться на воле определяющим, изменяющим образом».

Кандинский учитывал связь побудительных мотивов, выбора решения и его осуществления с целеполагающим сознанием, с анализом и синтезом мышления и социально-этническими чувствами (Е.А.Будилова 1983 г.).

Выходит, что ещё в XIXвеке передовые русские психиатры пришли к выводу о необходимости психологической экспертизы в судебном делопроизводстве, которая успешно применяется до сих пор. Значит кому-то просто выгодно умышленно запутывать проблему констатации факта психического заболевания.  Ныне в Советском Союзе судебно-психиатрическая экспертиза определена в Основах законодательства Союза ССР и союзных республик о здравоохранении, утверждённых Законом СССР от 19 декабря 1969 года. Однако, если вникать глубже, то выяснится, что в нашей стране законность отдана на откуп ведомствам, которые искусно приспосабливают законы под свои интересы.

Для решения вопроса о вменяемости или невменяемости недостаточно одного медицинского критерия. Медицинский критерий указывает лишь на необходимость распознать заболевание и квалифицировать его. Многие психические заболевания вызывают различные по выраженности психические расстройства – от лёгких, не нарушающих осмысление ситуации и не изменяющих социальную адаптацию, до тяжёлых, выключающих больного из социальной жизни. Поэтому ведущим критерием, определяющим степень психических расстройств, свойственных испытуемому, и определяющим вменяемость-невменяемость, является юридический критерий (Учебник «Судебная психиатрия 1986 г.).

В наши дни, поскольку в конфликтных или спорных ситуациях при определении необходимости помещения конкретного лица в психиатрический стационар речь прежде всего идёт о делинквентном, то есть противозаконном поведении подозреваемого лица, то окончательное решение о госпитализации должен принимать не психиатр, а юрист на основании заключения психологической экспертизы, как это сделано хотя бы в Болгарии.

Формально советское процессуальное законодательство не допускает смешения процессуальных функций в одном субъекте права. То есть судья либо народный заседатель, чья основная функция – отправление правосудия, не может одновременно выступать в процессе в качестве сведущего лица (эксперта) (Т.В.Сахнова 1990 г.). И тем не менее благодаря «удобным» статьям Положения о медицинском освидетельствовании в ВС СССР на протяжении многих лет это беспрепятственно делается в психиатрии. Вопрос только в том – куда начальство направит подчинённого – к врачам или к юристам.

«Исходя из материалистического ответа на основной вопрос философии, теория познания доказывает, что наше мышление истинно, если оно утверждает, что между предметами имеется связь и эта связь фактически существует в объективной реальности, если оно присваивает предмету какое-то свойство, действительно присущее этому предмету и т.д. Короче, человеческое мышление правильно, если оно согласуется с объективной реальностью, если оно адекватно отражает объективную реальность. Основным критерием правильности мышления является практика».

В.Зегет, 1985 год

Насколько подсказывает мой невесёлый опыт, среди психологов нередки люди недалёкие, с низким профессиональным уровнем, скорее более удобные, чем соответствующие занимаемой должности. Помню в УКОППе психолога, капитан-лейтенанта из политработников, который получив назначение на свою должность, впервые взял в руки Учебник психологии, чтоб посмотреть – что же это такое! Психологи и психофизиологи  обязаны быть эрудитами, а для этого они должны разбираться в большом объёме знаний в области социологии, биологии, медицины, криминологии, педагогики.

Психиатрические болезни – явление социальное, а потому психиатрия хотя и необходимый, важный, но отнюдь не главный инструмент в борьбе с ними, тем более, что в целом ряде психических заболеваний у психиатров самих нет полной ясности.

«Социальные воздействия детерминируют способы формирования высших психических функций и тем самым их психологическую структуру».

Е.Д.Хомская, 1987 год

Должна быть проблема профилактики, предупреждения психических заболеваний, спасения неустойчивых личностей как кровное дело всего общества. И следствием должны быть иные методы работы. Её основа – не диагностирование и ограничение дееспособности, а гуманные социальные меры – помощь в разборе ситуаций, снятие или смягчение диагностики в случае длительной компенсации или ремиссии.

Павлов считал, что психические заболевания в большинстве случаев обусловлены условиями жизни, вызывающими слишком сильное напряжение хрупких клеток коры головного мозга (Уэллс 1959 г.). Нужна разработка комплексных планов профилактики, предупреждения неврозов и психических заболеваний, где усилия психиатров, психологов объединились бы с деятельностью общественных организаций – школ, воинских частей, предприятий, медицинских учреждений.

Предыдущая глава МЕДИЦИНСКИЙ КАСТЕТ ИЛИ ПОЖАЛЕЙТЕ РАЕВА            Следующая глава